«Для меня субботние уроки в Гимназии — это глоток свободы и свежего воздуха»

Профессор клеточной биофизики Национального института сердца и легких Имперского колледжа Лондона, лауреат Imperial College Research Excellence Award, автор программ Русской Гимназии № 1 Юлия Горелик о космических конференциях, составлении фотороботов, цветной памяти — о том, как учить детей наукам так, чтобы им было интересно.

Беседовала Ася Чачко. Опубликовано в Zima Magazine.

разделительная линия

Как и когда вы начали работать в Гимназии?

Это получилось совершенно случайно. Шестнадцать лет назад, когда моей дочери было три года, я водила ее на очень симпатичные музыкальные занятия на русском языке. В какой-то момент друзья мне рассказали, что в Лондоне открывается Гимназия № 1, и спросили, не знакома ли я с хорошими русскоговорящими преподавателями, не могла бы кого-то рекомендовать. Я ответила, что у меня есть прекрасный преподаватель музыки, и пригласила ее вместе сходить в Гимназию. Там мы встретились с Юлей (основатель Гимназии № 1. — Прим. ред.), разговорились, и она предложила мне тоже у них поработать. Я тогда работала на позиции постдока, у меня был маленький ребенок — мне было совсем не до Гимназии, так что я сказала: «Нет, не хочу».

Почему вы все-таки согласились?

На мой отказ Юля предложила просто продолжить общение и вскоре приехала ко мне и стала уговаривать: «У меня все программы готовы, ты только на пол-урока приходи с детьми поговорить, а основную часть проведет другой учитель». В общем, она меня уболтала, и мы придумали урок про «маленькое и большое». В день открытия Гимназии я взяла с собой лупу и отправилась в класс. Помню, как Юля посмотрела на нас с детьми в окошко, и больше в класс никто не заходил. В итоге я одна из трех человек, которые работают в Гимназии уже больше 15 лет, с первого дня ее существования.

Зачем действующему ученому заниматься с маленькими детьми?

Моя научная среда, моя работа предполагает общение на английском, но я все-таки человек русской культуры. На русском языке я могу себя выразить гораздо глубже и точнее. И это естественно и нормально — стремиться передать свою культуру детям. Так что теперь для меня субботние уроки в Гимназии — это глоток свободы и свежего воздуха. У меня на основной работе высочайшая загрузка. Но в субботу на уроках в Гимназии я отдыхаю.

Дети от природы любопытны, но к средней школе для многих химия, физика, математика становятся мучением. Как правильно учить детей наукам, чтобы по мере взросления сохранять в них жажду знаний, несмотря на возрастающий уровень сложности?

Самое важное умение — идти вместе с детьми. Дети 5–7 лет — на пике любознательности, им можно дать любое знание, и они все проглотят. Я предлагала семилеткам университетский курс по зоологии — и они были счастливы. А когда работаешь с подростками, никогда наверняка не знаешь, что им будет интересно. Порой готовишь урок и думаешь: «Ух, как здорово я придумала!» А ничего подобного. В другой раз рассказываешь вроде бы что-то проходное, а у них глаза на лоб лезут, и вот они уже каждое твое слово ловят.

Поэтому на тренингах для учителей Гимназии я всегда говорю: «Нужно быть гибким. Чувствуешь, что нет отклика на какую-то задачу, убирай ее. В другом месте хорошо пошло — не спеши переключаться на следующее задание, дай им говорить». Это же как в науке: главное — уметь вовремя поменять эксперимент.

Второе важное правило, которое работает как для научных докладов, так и для уроков с детьми, — нужно идти по возрастающей и постепенно раскачивать аудиторию. Нельзя вначале показать детям мультик или попрыгать с ними по столам в поисках клада, а потом усадить их писать в тетради. Самое яркое и эмоциональное оставляем напоследок.

И еще одно правило: важно сохранять баланс, чтобы и слабым было понятно, и сильным интересно. Важно следить за всеми, а не ориентироваться только на сильного. Если ребенок сидел все время молча на занятиях, а потом вдруг заговорил, включился, это и есть настоящая радость и победа.

Вы придумали программу по развивающему обучению для Гимназии. Из чего вы исходили и какие цели перед собой ставили?

Я думала о том, что бы такого интересного показать и рассказать детям разных возрастов. Самым младшим мы даем тему «окружающий мир», приносим кузнечиков и пауков, рассказываем сказки. Изучаем муху и читаем «Муху-цокотуху», изучаем таракана и читаем «Тараканище». Лет в пять погружаемся в астрономию: полеты в космос, мифы и легенды о созвездиях — дети все это обожают. За астрономией идут цивилизации — рыцари и другие захватывающие истории. Затем — курс по ботанике. Собираем растения, листья, грибы, разглядываем спилы стволов, ведем дневники наблюдения за природой. А в конце года детей ждет суперхит — эволюция и динозавры.

В семь лет, когда дети уже неплохо рисуют и могут немного писать, начинается география. Мы отправляемся в путешествия по контурным картам. Каждый придумывает себе персонажа, мы строим для них маршруты, подписываем все, что проплываем, ведем дневники путешествий. Потом по программе у нас перерыв с точными науками — берем литературный курс по авторской сказке и фантастике: Евгений Шварц, Кир Булычев, Александр Пушкин. После сказок начинается блок по зоологии и анатомии. В прошлом году этот курс из-за пандемии мы проводили онлайн: разработали с учениками свою дыхательную гимнастику, а изучая пищеварительную систему, написали целую кулинарную книгу. Затем мы снова обращаемся к гуманитарным наукам: говорим об искусстве и русских художниках, знакомимся с древней письменностью, изучаем недавнее прошлое.

В 13–14 лет можно браться за мою любимую криминалистику с ее обилием экспериментов: снимаем отпечатки пальцев, проверяем и опровергаем теорию физиогномики — лженауки, которая утверждает, что преступникам свойственны определенные черты лица. Я приношу на занятия коробку с песком и машинки — и мы по отпечаткам шин расследуем обстоятельства аварии. А еще определяем запахи, составляем фотороботы, создаем психологические портреты преступников, проводим конференцию по аферистам всех времен и народов, начиная с Соньки Золотой Ручки. Эта конференция имела такой успех, что после мне коллеги говорили: «Осторожнее, так они у тебя захотят быть аферистами». Ну а 15–16-летним мы даем курс по медицинской генетике — изучаем тяжелые болезни, простое расщепление.

Расскажите про свой опыт обучения в России.

С образованием у меня сложились странные отношения. Хотя во многом мне безумно везло. В старших классах я училась в физической школе, где была совершенно дикая нагрузка и потрясающе одаренные учителя — по литературе, химии, биологии. Отличался от них физик — он заставлял нас переписывать конспекты красными и зелеными ручками и заучивать их наизусть. Пока не сдашь первый конспект, не можешь перейти ко второму. После этого трудно было не разлюбить физику. Но потом бывшие одноклассники рассказывали, что они приходили на экзамены по физике в институте и отвечали на билеты, глядя в потолок, — это у них срабатывала «цветная память», и перед глазами стояли красно-зеленые конспекты.

После нашей школы без экзаменов брали в Ленинградский политехнический институт (сегодня — Санкт-Петербургский политехнический университет. — Прим. ред.) и в Ленинградский электротехнический институт (сегодня — Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет. — Прим. ред.), но, несмотря на то что папа у меня инженер, мне совсем туда не хотелось. Мне нравились химия, биология, литература. С детства я думала стать врачом, но не сложилось. У меня слабое зрение, и медкомиссия не допустила меня в Педиатрический институт со словами: «Нам слепых врачей не надо». То же произошло с ЛГУ. В Санитарно-гигиеническом институте мне сказали: «У нас 90 % мальчиков и 10 % девочек», — и завалили по всем предметам, хотя на экзамене я решила задачи всем сидящим вокруг мальчикам. Не взяли меня и еще одну девочку, которая сейчас профессор, работает в Канаде.

Узнав обо всем, папа сказал мне: «Раз ты так хочешь быть врачом, иди работай на завод». Рабочих в медицинский институт тогда брали по льготным баллам. Так я отработала год на заводе бумагоделательного машиностроения и сама платила за всех своих репетиторов. Но меня все равно не взяли никуда кроме пединститута. Вот поэтому по специальности я учитель биологии и химии. Правда, до Русской Гимназии № 1 не преподавала — сразу после диплома ушла заниматься наукой.

Как вы стали заниматься генетикой?

На первом курсе педагогического института я благодаря друзьям попала в генетическую лабораторию к Петру Яковлевичу Шварцману, потрясающему человеку и ученому, ученику Михаила Лобашева (советский генетик и физиолог. — Прим. ред.). Петербургская школа генетиков — это был отдельный мир, я в него сразу влюбилась и осталась в нем на всю жизнь.

Я писала диплом по генетике дрозофил. Эти дрозофилы стояли у меня в банках на кухне. И моя маленькая дочь — я родила на четвертом курсе — обожала их выпускать в окошко.

А в Лондон вы уехали сразу после института?

Нет, далеко не сразу. Работать в школу я не пошла, зато попала в Институт клеточных культур и там восемь лет занималась выращиванием кожи для ожоговых больных — создала методику и защитила по ней диссертацию.

Потом я узнала, что профессор Имперского колледжа в Лондоне Юрий Корчев ищет себе помощника на позицию постдока. Он создал микроскоп для сканирования живых клеток, и ему нужен был кто-то, кто работал с живыми клетками. Ему рекомендовали меня. Я прилетела в Лондон на месяц на испытательный срок, мы начали работать. Но вскоре он заболел, и мне пришлось учиться самостоятельно сканировать клетки. Когда он вернулся после болезни и я показала первый скан, он сразу пригласил меня на работу. Мы вместе вели исследования много лет: уже не только сканировали клетки, но и придумывали комбинированные методы для изучения функций клеток из разных тканей, изучали клетки сердца — кардиомиоциты и многое другое. Через семь лет я получила позицию лектора и уже в своей лаборатории продолжила заниматься сердечными клетками.

В чем для вас главное удовольствие от работы?

И в научной сфере, и в том, что я делаю в Гимназии, у меня одни и те же интересы и радости. Каждому ученому хочется что-то давать, чем-то делиться. У меня большая лаборатория в Имперском колледже, где много студентов и лаборантов. Шесть лабораторий по всему миру возглавляют ученые, вышедшие из моей лаборатории: в Индии, Англии, Италии, Германии, Малайзии, США.

Бывают, конечно, гениальные ученые, у которых нет учеников. Но они скорее исключения. Мне в работе важны люди, общение. Я с удовольствием делюсь с постдоками темой, над которой работаю, хотя в Англии так не принято. Но ведь ученики могут развить мою тему в каком-то одном направлении, а я придумаю что-то в другом. И это прекрасно.

В Русской Гимназии № 1 мне интересно смотреть, как дети учатся думать: как замечают что-то благодаря мне, как подхватывают интерес к познанию нового и с ним идут дальше по жизни. А еще мне нравится самой что-то от них узнавать. Для меня самое главное — каждый день чему-то удивляться. В жизни интересны динамика и движение вечно меняющегося мира. Иначе жизнь скучная. Иногда родители спрашивают: «Зачем в программе именно этот предмет?» Да, в общем-то, ни за чем. Просто это интересно.

Учиться в гимназии № 1